Выпускники

Петербургские выпускники сейчас любуются Алыми Парусами, а мы, старшее поколение, украдкой промокая повлажневшие глаза, вспоминаем собственные выпускные (Когда это было?.. Сколько-сколько?.. Тридцать два года назад?.. Нет, правда, мы что, уже такие старые? Не верится…)

Работа известного в узких кругах карикатуриста Юрки Ключникова (ручка, тетрадка, 1991, фрагмент)

…Родная сорок первая школа, июнь 1992. Вроде бы такая же, как и всегда, но не совсем. Мы уже не гоняем сломя голову, с заносами на поворотах, по коридорам, и не перебрасываемся грязной тряпкой — «чиксой». Мы — солидные, нам по 16, мы закончили одиннадцатый, мы — выпускники.

А наши учителя — уже не наши пастухи, а немножечко друзья и даже без пяти минут ровня, особенно те из них, кто помладше.

У ребят ломается голос, пробивается хриплый басок. Девчонки встали на восхитительные шпильки и таинственно и незнакомо пахнут духами (и туманами, как у Блока; разве что упругих шелков нет, ну и ладно, для конца ХХ века и упругий полупрозрачный шифон сойдёт).

Актовый зал впервые в нашей пока что коротенькой жизни грохочет не голосами директора-завуча или бодро-официальными гимнами, а хитами Доктора Албана и Айс Эмси, да ещё медляками Скорпионс и Дайр Стрейтс. Мы пьяны — и даже не от пронесенного на праздник контрабандой шампанского и винишка, для многих — первого в жизни, а от мысли, что теперь мы уже точно большие и самостоятельные! Иллюзия, конечно, но мы в неё тогда ещё свято верим.

Ночь безудержного дурманящего счастья тянется долго, но всё-таки не бесконечно. Традиция почти любого города категорически предписывает выпускникам встречать рассвет на берегу чего-нибудь там жидкого — ну и мы, конечно, не исключение, у нас ведь целое море под боком, пусть и небольшое. Не привыкшие к ночным загулам, уставшие, немного сонные, кубарем ссыпаемся через балку, мимо водокачек, к бакаям (мариупольцы поймут) и зачарованно любуемся рассветом над резко заштилевшим к утру Таганрогским заливом.

Внезапно снова искренне верим, что мы и в самом деле взрослые — вот уже светает, а мы тут сами, и папа с мамой спать не загоняют, о-го-го!

Солнце поднимается всё выше, и мы вдруг пронзительно осознаём: главный праздник нашего отрочества уже закончился. Как и само отрочество. «Расходимся, пацаны».

Помятые и вялые, устало бредём вверх по «плавному спуску» (между тогдашними пионерлагерями Космодемьянской и Орлёнком). А там уж и рукой подать до дома — пару кварталов вверх по Орджоникидзе, потом направо по Азовстальской, минут пятнадцать пройти и вот он, наш околоток.

Всё громче орут птицы, солнце припекает, волшебство заканчивается, кареты превращаются в тыквы, а мы — большие дети — впервые по-настоящему трезвеем.

Потому как наша дружная компания начинает постепенно редеть. То один, то другой отваливает в сторону дома по мере того, как мы приближаемся к нашему райончику. И остающиеся начинают потихоньку паниковать — нас всё меньше и меньше.

Конечно, мы обнимаемся на прощанье, клянёмся друг другу в вечной дружбе, обмениваемся телефонами и адресами, и долго машем, оборачиваясь снова и снова, но кого мы хотим обмануть? Все всё понимают: начинается новая жизнь, абитура, институты и университеты в других городах, студенчество, общаги и такое вот всё, а наша старая добрая «банда» — а ведь класс у нас был очень дружный! — сегодня закончилась, вот прямо тут и именно сейчас, и это насовсем, навсегда, возврата не будет.

Наша школа, май 2024

...В ста метрах от школы — а мой дом был к ней ближе всех — наша и так уже изрядно отощавшая могучая кучка рассыпается окончательно. Одиноко плетусь домой и я. Шатаясь, вваливаюсь в прихожую, едва попадая дрожащим ключом в дверь, и падаю спать.

На столе валяются учебники английского и родной литературы: впереди вступительные экзамены, и конкурс высок, 4 человека на место, и за место «на бюджете» грядёт жестокая битва, но об этом я подумаю лишь завтра.

А праздничное утро тем временем уже давно превратилось в жаркий июньский день — первый будний день новой, взрослой жизни, которая уже никогда не будет прежней. И родной школе в ней места нет, и одноклассникам, увы, теперь уже бывшим, тоже (ну, почти никому, как выяснилось потом). И по-настоящему отчаянная тоска по невосполнимой потере нахлынет лишь вечером, когда я отосплюсь и всё вспомню, сидя дома и глядя в окно на школу, которая теперь не моя и в которую идти больше не нужно никогда.

...Лишь через много лет понял, на что было так похоже наше последнее утро. На финальную сцену из фильма «Парад планет».

«— Карабиииин!… 

— Кустанааааай!..»

Ну, вы же его видели, да?.. Если нет, то надо посмотреть. И не этот отрывок, а весь фильм. Очень хороший. Точно не пожалеете...